08605a1a     

Рясной Илья - Скованные Намертво



Илья Рясной
Скованные намертво
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КОНВЕЙЕР СМЕРТИ
Аверин постучал воблой о стол и умело, несколькими движениями очистил ее.
Потом отхлебнул глоток холодного тверского пива, положил на язык кусочек
вяленой рыбы и блаженно прикрыл глаза.
В полутьме комнаты светился экран телевизора, в его глубине что-то
приглушенно вещал диктор. Аверин потянулся к дистанционному пульту и прибавил
звук. Говорящая голова невесело зудела что-то о Верховном Совете — главном
рассаднике антирыночных настроений. Аверин нажал кнопку переключения программ.
По второй показывали новый фильм, повествующий о жизни отделения сумасшедшего
дома, где проходят реабилитацию самоубийцы. Отечественная пленка «Свема»
придавала предметам мутновато-зеленые оттенки. На экране героиня билась в
истерике, ее пытались насиловать двое санитаров. Это было новое кино — даже не
чернуха, а нечто такое, что не умещалось ни в какие этические и эстетические
рамки — полет освобожденного от всех оков болезненного духа.
Щелк — третья программа.
— О, знакомые лица, — Аверин хлопнул ладонью по столу.
В студии учил любить родину и людей, заботиться о старших не кто иной, как
Председатель фонда футбола, известный спортсмен, знатный благотворитель и
главарь московской мафии Отари Квадраташвили.
Аверин выключил телевизор и отхлебнул еще глоток пива. Он любил пить пиво
маленькими глотками и отщипывать от воблы узкие полоски, неторопливо посасывая
их. Он ловил маленькие радости жизни, наслаждался ими сполна, поскольку привык
пренебрегать радостями большими.
За окнами сгущалась синяя тьма. Гудели автомобили, взвыла милицейская
сирена, прозвенел трамвай. Квартира располагалась в девятиэтажном доме в
Медведкове. В этом районе возвышались ряды похожих друг на друга домов — верх
экономии и стандартизации. В домах зажигались огни. Люди жили своей жизнью —
смотрели телевизор, сгорали от любви или изнывали от ненависти, сыпали соль на
раны друг другу или лили бальзам на душу, пили горькую или кололись
наркотиками, смотрели телесериалы или выступление Отари. И в этот вечер Аверину
не было никакого дела до них. Он замкнулся в пространстве своей комнаты — эти
владения принадлежали только ему, и он не пускал сюда чужие проблемы, чужую
боль. Это пространство было свободно от забот. Здесь полностью отсутствовал
терпкий запах насилия и крови, к которому он должен был давно привыкнуть, но
пока никак не получалось. Один из спокойных вечеров, который удалось вырвать из
череды будней. Сегодня Аверин один, наедине с собой. У него есть вобла, есть
пиво. Ему не хочется включать свет. Ему хочется сидеть вот так и пить
маленькими глоточками холодное тверское.
Он сделал глоток побольше. И тут услышал приглушенный писк. Звукоизоляция
в девятиэтажках оставляет желать лучшего, поэтому даже через стены в этом писке
явственно различался жалобный плач.
— Черт-те что, — Аверин нехотя отодвинул пол-литровую кружку с
изображением Будапешта — ее в прошлом году привез из командировки в Венгрию, —
поднялся с кресла, прошел в прихожую, распахнул входную дверь, вышел на
лестничную площадку, огляделся.
Там царила полная темнота — какой-то подъездный вредитель опять вывернул
лампочку.
Что-то прошуршало по брюкам и метнулось в прихожую.
Аверин захлопнул дверь, включил в прихожей свет.
— Это еще что? — проворчал он, нагибаясь.
В мягком, пушистом тапке устроился не менее мягкий и куда более пушистый
котенок. Аверин вытащил котенка из его убежища. Малыш был крохотный, полосатый,
со



Содержание раздела